Эдриен совсем сник и, опустив голову, без всяких слов отправился в лабораторию. А Инструктор смотрел ему вслед, думая, что все-таки — это не любовь, а простая привязанность и преданность.
Боль. Такая жгучая боль пронизывала все тело, как будто в каждую его частичку вставляют иголки и засаживают все глубже и глубже. Никто не говорил, никто не предупреждал, что будет так больно. От этого внутри возрастало чувство ненависти и обиды к тем, кто лгал, особенно к тем, которых считала близкими. Они меня использовали. Все. Каждый в своих целях. Из-за них меня убили, убили жестоко, не дав шанса, возможности на будущее.
Хотя, если я чувствую боль, значит, я жива. Как же это возможно? Кто вернул меня с того света? Доктор Брэннон? Как вариант. Да, скорее всего, это он больше некому. Но как мы выбрались из того логова? Я отчетливо помнила боль, которая врезалась в каждую клеточку моего мозга. Затем была темнота. Но перед этим было что-то светлое, кто-то очень знакомый улыбался такой непринужденной улыбкой, будто все будет в порядке. Эдриен. Тот, с кем я познала плотскую любовь и была счастлива. Но он был не один. Тогда, там, рядом с ним стоял кто-то темный, но я его знаю, причем очень давно. Тот, кого я так долго ждала и жаждала увидеть. Единственный человек, который мог помочь мне разобраться в себе. Инструктор. И он мне все расскажет, теперь этот мужчина никуда от меня не уйдет. Он мой.
— Забери его душу! — Услышала я отчетливо чей-то голос. Но он быстро исчез и следом раздался очень знакомый, приятный и бархатный:
— Привет, солнце. — Сказал Эдриен, проходя в лабораторию и садясь рядом с капсулой, где находилась девушка. Она была присоединена к той самой батарее, находящейся на ее позвоночнике, на лице ее была маска для дыхания и несколько датчиков. Ее шея была черная, а на спине и на груди были два белых, параллельных друг другу вертикальных шрама.
— Ты, наверное, не слышишь меня, но я все равно пришел сказать, что скучаю. Я скажу это уже в сотый раз, но ты выглядишь безумно сексуально. Да, да, ты голая висишь на этой штуковине в своей капсуле. К тебе приходит доктор, но ты его пациент, и он относится к тебе, как к дочери, и Сара, но к ней я не ревную. Ну, а я, как здоровый гетеросексуальный мужчина, видя перед собой такое, иногда закусываю губу до крови и ухожу чуть ли не в слезах. Ты представляешь, я и в слезах, вот, до чего ты меня довела. Я не знаю, заходил ли к тебе Инструктор, но думаю, что да. Он мне сказал, что, как твой наставник, будет справляться о твоем здоровье. Вот к нему-то я и ревную, хотя он тебя и не рассматривает, как девушку, лишь как свою ученицу. Да, немного эгоистично, но по-другому он не может, это — его работа. Представляешь, мы с ним разговаривали насчет нас с тобой, и он рассказал мне преинтереснейшую вещь, что я виноват в том, что ты начала испытывать эмоции, и он говорит, что ты испытываешь огромные чувства ко мне. Когда он это сказал, я испугался…ответственности, ведь я еще тот раздолбай. Но я постараюсь и не предам твоих чувств. Я хочу, чтобы ты была во мне уверена. И тогда у нас все с тобой получится. Ты сделаешь правильный выбор, тот самый, который необходим, который теперь уже ты будешь чувствовать сердцем. Только не торопись.
Парень встал, приложил свою ладонь к стеклу резервуара там, где находилось лицо девушки, наблюдал некоторое время, а затем развернулся и вышел из лаборатории.
Но он не знал, что хоть девушка и была в коме, но могла слышать все. И она не упустила ни одно слово. Значит, Инструктор скинул всю вину на своего брата. А зря. Эдриен был виноват лишь в том, что она стала испытывать сильнее эмоции. Разбудил же все чувства в ней еще давно другой брат, РоЄман.
На город опустилась ночь, но на границах его горели яркие прожектора, отпугивающие хоррендов. А здесь, в центре города было темно и ему казалось, что, наконец, он обрел свободу. Тишина, темнота, безмятежность… Вдруг его спокойствие прервал еле уловимый уху звук, как будто маленький камень случайно упал с крыши. А может и его столкнули, непроизвольно зацепив ногой, следя за ним. Мужчина быстро встал с лавочки и направился в подворотню, где мог застать своего преследователя врасплох. Он шел специально громко, чтобы тот мог слышать и уж тем более видеть его. До одного известного ему поворота он так и поступал, пока резко не скрылся за ним и затих. Сначала не слышалось ничего, затем, будто в панике его преследователь потерял бдительность и выдал себя: начал шуметь и громко топать, иногда вступая в лежащий под ногами мусор, до тех пор, пока не дошел до того места, где скрывался Инструктор. Он внезапно вышел из своего укрытия и схватил преследователя сзади за шею, ударил лицом о кирпичную стену пару раз и только тогда сказал:
— Говори, что нужно, пока я не продолжил.
Мужчина, сплюнув в сторону, вытер оставшуюся кровь из носа и повернулся с полным от удивления взглядом:
— Я, конечно, слышал, что ты ненормальный мужик, но чтобы настолько. Я ведь не драться пришел, просто поговорить! Ты что творишь, мать твою?
— Ты за мной следил.
— Да подходил я к тебе! Шизофреник ты долбанный! Совсем уже помешался? Блин, четвертый раз! Четвертый раз мне уже ломают нос. — С горестью произнес Глен Саммерс и быстро без посторонней помощи вправил его на место. Инструктор, изогнув правую бровь, с усмешкой наблюдал за ним.
— Дай я гляну на твое лицо, а то мало ли, вдруг ты не так нос вправил.
— Уж поверь, мне не впервой. Это я умею делать. — Но противиться не стал, когда Инструктор подошел к нему вплотную и стал его рассматривать, прищурив свои черные глаза. Вдруг мужчина начал принюхиваться к Саммерсу и после, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения, он отошел от него на пару метров и спросил: